|
|
выпуск 7 (2005)
БЕСЕДА 4
И увидел, что это хорошо... О саморадовании Творца. Михаил Эпштейн
Светлой памяти философа Арона Каценелинбогена (1927 - 2005)
Есть одно проявление троичности Бога, которое ранее, насколько мне известно, ускользало от внимания толкователей Библии. Проявление тем более знаменательное, что оно относится к самому началу Книги Бытия. В описании шести дней миротворения часто повторяется загадочная формула: "и увидел Бог, что это хорошо". И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. Бытие, 1:3-4. И назвал Бог твердь небом. И увидел Бог, что это хорошо. 1:8. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо. 1:10 И произвела земля зелень, траву.... И увидел Бог, что это хорошо. 1:12 И создал Бог два светила великие... И увидел Бог, что это хорошо.1: 17, 18 И сотворил Бог рыб больших... И увидел Бог, что это хорошо.1:21. И создал Бог зверей земных... И увидел Бог, что это хорошо. 1:25 И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. 1:31.
Например, первый день творения:
Шестой день: Во всей последовательности миротворения повторяется одна и та же схема: Сказал... Создал, сотворил, и стало так... Увидел, что это хорошо. Эта троичность глубоко закономерна. Бог не просто творит мир, но сначала "выговаривает" его, задумывает в слове, а затем воплощает слово, творит по сказанному. Что в промежутке между словом и творением, нам не дано знать, но очевидно, между ними нет прямой предопределенности. Отсюда и необходимость третьего - взгляда. Бог смотрит на то, что получилось в результате творения, совпадает ли сотворенное с замыслом, запечатленным в слове. То, что труд творения затем оценивается самим Творцом, свидетельствует о непредсказуемости его результата, о свободе, заложенной в самом акте творчества. Одно дело - сказанное, другое - созданное, и третье – увиденное: между ними нет тождества, заведомой выводимости. [1] Традиционное богословское истолкование шестоднева, как в иудаистской, так и в христианской экзегетике, как правило, проходит мимо этого откровения о свободе, лежащей в основе творения. "И увидел Бог, что это хорошо" чаще всего толкуется либо телеологически, либо педагогически. Телеологически, такое завершение дней творения призвано подчеркнуть их конечную цель - что созданное "соответствует своему предназначению служить местом проживания человека". [2] Примерно так же толкуются эти слова российским комментатором Ветхого Завета Д. В. Щедровицким: "Каждый этап творения заключается словами "И увидел Бог, что это хорошо". Древнееврейское слово <тов>, "хорошо" (к той же первооснове восходит славянское "доб-ро": друг в друга переходят тов/тоб/доб), означает гармонию, совершенство, полезность и благотворность. Под благостью ("это хорошо") здесь подразумевается пригодность Земли для будущего обитания на ней живых существ". [3]
Остается, однако, неясным, почему нужно особо оговаривать эту благость после каждого акта творения, если его цель заранее задана всеведением и всеблагостью Творца, знающего наперед результат творения. И еще один вопрос: из чего вытекает, что именно пригодность Земли для обитания живых существ выступает как высший критерий самооценки Творца? К тому же и по завершении шестого дня, когда были созданы все живые существа и сам человек, для блага которого приготовлялась земля, звучит эта формула самоодобрения, самовозрадования Творца, причем впервые - с эпитетом усиления: И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. 1:31. Следует ли предполагать, что и живые существа и человек теперь признаны пригодными для осуществления каких-то дальнейших целей творения, о которых дальше ничего не сообщается? По другому способу толкования, "и увидел Бог, что это хорошо" характеризуется как риторический или педагогический прием, который ничего существенного не проясняет в актах творения, но доводит его пользу и красоту до слабого человеческого ума. Сообщение о том, что Бог одобряет свое творение, рассматривается как "снисхождение речи", чтобы божественная истина могла быть удобно усвоена в "человеческом" образе. Вот толкование Иоанна Златоуста: "После слов: да будет свет и бысть свет, прибавлено: и виде Бог свет, яко добро. Смотри, возлюбленный, какое и здесь снисхождение речи. Неужели до появления света Бог не знал, что он добро, а только уже после его появления воззрение на него показало Создателю красоту сотворенного? Какой умный человек может сказать это? Если и человек, занимающийся каким-нибудь искусством, прежде, чем окончит свое произведение, прежде, чем обработает его, знает употребление, для коего полезно это произведение, то тем более Создатель вселенной, приведший словом все из небытия в бытие, знал, еще прежде сотворения света, что он добро. Для чего же (Моисей) употребил такое выражение? Снисходя к обычаю человеческому, блаженный пророк говорит так, как люди, делая что-либо с великою тщательностью и окончив труды свои, уже по испытании произносят похвалу своим произведениям; таким же образом и божественное Писание, снисходя здесь к слабости слуха нашего, говорит..." [4]
В этом толковании можно заметить некоторое противоречие. Если даже ремесленник знает заранее, какое произведение выйдет из его рук, то тем более Творец Всего знает об этом. В чем же тогда отличие Бога от ремесленника и для чего нужно "снисходить к обычаю человеческому", объясняя действия Бога, если Бог и сам по себе действует, как Высший Ремесленник. Такое толкование дважды противоречит себе, представляя Бога существенно как человека и тем самым делая необъяснимым библейское очеловечивание Бога как всего лишь условный прием "снисхождения". Но если читать в Откровении то, что действительно открывается в нем, а не под предлогом "снисхождения" скрывается от нас, то весть о непредсказуемом исходе творения выступает ясно и недвусмысленно. Бог видит свое творение и находит его "хорошим" - такова нечаянная радость свободного творчества. Результат лишь в конечном счете совпадает с проектом, между ними помещается не предопределенность, а открытость творческого акта. Бог сам как бы удивляется созданному, выступает как свидетель и очевидец своей работы, соотносит "увиденное" со "сказанным". "Хорошо" означает меру совершенства творения в соотнесении с мерой его свободы: оно "получилось", "случилось" в некоторой независимости от Творца, а затем одобрено им уже в меру его отдельности, самостояния, на расстоянии оценивающего взгляда. Эта троичность миротворения: проект - акт - результат, или слово - дело - взгляд, - уже предвосхищает собой ту трехипостасность Бога, которая позже выявилась в христианском вероучении. Причем три ипостаси: Бог-Творец, Сын-Слово и Дух-Утешитель (тот, кто утешает, т.е. говорит "хорошо"), будучи нераздельными, вместе с тем свободны по отношению друг к другу, взаимно невыводимы и несводимы, что и объясняет троичность самого процесса миротворения. О том, насколько архетипически глубока и устойчива эта троичная схема творческого акта, свидетельствует то, что впоследствии она многократно воспроизводилась в светской культуре, особенно в идеологиях, сконструированных по образцу теологий. Например, поэма Маяковского "Хорошо!" своим заглавием и рефреном последней части сознательно или бессознательно использует ту же библейскую формулу: революция как сотворение нового мира, который "удался", вышел на славу по слову и делу основоположников - теоретиков и практиков - и теперь подлежит оценке и удостоверению самого поэта как "третьей ипостаси" этого "коммунного" божества:
Я "Хорошо" и "лучше" здесь звучат гимнически, ибо поэт сочиняет слова для новой "литургии" во славу революции как творения нового мира. Главное в этой заключительной части - хозяйски-горделивый взгляд поэта: он сверяет окружающий мир с "заветами" - и удостоверяет: "хорошо!" "В газету глаза: молодцы - вЕнцы!" "Полки идут у меня на виду". "Надо мною небо. Синий шелк! Никогда не было так хорошо!" Слово Маркса - дело Ленина - и, наконец, взгляд и свидетельство самого Маяковского, как очевидца воплощенного слова.
-------------------------------------------------------- 2. Пятикнижие и Гафтарот. Ивритский текст с русским переводом и классическим комментарием "Сончино". Комментарий составил д-р Й. Герц, главный раввин Бротанской империи. М. Мосты культуры 2001; Иерусалим, Гешарим, 5761, с. 9. 3. Д. В. Щедровицкий. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево, тт. 1-3. Изд. 2-е, исправленное и дополн. М., "Теревинф", 2001, с. 42.
4. Иоанн Златоуст. Избранные творения. Беседы на Книгу Бытия. т.1. М., Издат.
отдел Московского Патриархата, 1993. с.17. Copyright © 1999-2008 by Ulita Productions |